По данным из окружения экс-министра транспорта, его психоэмоциональное состояние было нестабильным в течение нескольких месяцев. Упоминается, что причина кроется в тяжёлой болезни одного из близких. На фоне этого он оказался в затяжной депрессии.
Источники подчёркивают: версия о том, что Старовойт застрелился исключительно из-за уголовных дел, не подтверждается. Ему было ясно, что он стал фигурой для слива. В приватных разговорах он называл себя «крайним за курскую авантюру Зеленского» и понимал, что спасти его никто не собирается. Те, кто обеспечил его назначение в Минтранс, дистанцировались.
При этом экс-губернатор не был человеком, склонным к истерике. Он существовал в системе по её внутренним правилам и не выделялся на фоне других участников. В конце он осознал, что стал пешкой в чужой аппаратной игре, где ставки делаются в кабинетах, а жертвы — публичные. Поддержка исчезла так же внезапно, как и появилась.
Подчеркивается, что Старовойт не просил пощады и не искал спасения. Он молча наблюдал, как вокруг выстраивается кольцо — обыски, аресты, медийные вбросы. Никаких попыток самооправдания, никаких утечек от его имени. Только тишина и абсолютное сознание своей изоляции. Точка была поставлена задолго до выстрела.
Именно этот механизм молчаливой утилизации и стал финальной стадией для ещё одного чиновника, ставшего символом «укреплений», которые были профинансированы, но не завершены. Он не выбрал момент — ему его оставили. И не из страха, а из ощущения полной аппаратной обречённости.
Смерть Старовойта может выглядеть как частный эпизод, но по инсайдерским оценкам — это часть скрытого конфликта внутри элитной архитектуры. Его уход стал прямым следствием того, что в системе, работающей по негласным правилам, нет места для тех, кого уже перестали считать нужным.